конце Ксайды можно поведать очень быстро, но понять очень трудно: вся эта история полна разночтений, как и многое другое в Фантазии. До сегодняшнего дня учёные и историки ломают голову, как могло такое случиться, а некоторые даже сомневаются в самих фактах или пытаются придать им другое значение. Но здесь будет рассказано то, что произошло на самом деле, а уж каждый пусть объяснит себе эти события, как умеет.

В то самое время, когда Бастиан вошёл в город туманшкиперов Искаль, Ксайда со своими Великанами добралась до места на пустоши, где железный конь развалился под Бастианом на куски. В тот миг она уже предчувствовала, что никогда его не найдёт. Когда же немного погодя она завидела земляной вал, на который вели следы Бастиана, её предчувствие превратилось в уверенность. Если он вошёл в Город Бывших Императоров, он потерян для её планов, останется ли он там навсегда, или ему удастся выбраться. В первом случае он потеряет силу, как все, кто там живёт, и не сможет больше ничего пожелать, а во втором все его мечты о власти и величии угаснут. В обоих случаях игра для Ксайды закончена.

Она приказала своим Броневеликанам остановиться, но они непостижимым образом не подчинились её воле и маршировали дальше. Тогда она разгневалась, выпрыгнула из своего паланкина и встала у них на пути с распростертыми руками. Но Броневеликаны, пехота и конница, протопали вперёд, будто её и не было, и растоптали её своими ногами и копытами. И как только Ксайда испустила дух, вся колонна вдруг замерла на месте, словно остановившийся часовой механизм.

Когда позднее подошли рыцари Избальд, Идорн и Икрион с остатками войска и увидели, что случилось, они не смогли постичь этого, ведь пустых Великанов приводила в движение одна лишь воля Ксайды, значит, воля Ксайды и заставила их её растоптать. Но трое рыцарей были не особо сильны в долгих размышлениях, так что, пожав плечами, бросили этим заниматься.

Посовещавшись, что же им теперь делать, они пришли к выводу, что их поход, видимо, подошёл к концу. Они распустили остатки войска и приказали всем разойтись по домам. А сами, поскольку давали Бастиану присягу в верности и не хотели её нарушить, решили разыскивать его по всей Фантазии. Но никак не могли прийти к согласию, в каком направлении двинуться, и потому решили, что дальше каждый пойдёт по своей воле. Они распрощались друг с другом и заковыляли в разных направлениях.

Все трое пережили ещё множество приключений, и в Фантазии существуют бесчисленные предания об их бессмысленном поиске. Но это уже другие истории и должны быть рассказаны в другойраз.

А пустые чёрные Великаны так и стояли с тех пор неподвижно на пустоши неподалеку от Города Бывших Императоров. Их поливал дождь, засыпал снег, они ржавели, постепенно кренились набок, оседали и падали на землю. Но ещё и поныне видны останки некоторых из них. Об этом месте идёт недобрая молва, и путники обходят его стороной.

Но вернемся к Бастиану.

Когда он шёл вдоль живой изгороди из роз, следуя плавным изгибам тропинки, то увидел нечто удивительное, чего он ещё не встречал на всём пути по Фантазии: дорожный указатель в форме вырезанной руки, показывающей направление. На нем было написано:

Бастиан не спеша пошёл в указанном направлении. Он вдыхал аромат несметного числа роз и чувствовал себя всё довольнее, как будто впереди его ожидала приятная неожиданность. Наконец он вышёл на прямую аллею шарообразных деревьев, увешанных краснощекими яблоками. И в самом конце аллеи показался дом.

Подойдя ближе, Бастиан увидел, что это самый потешный дом из всех, какие ему когда-либо встречались. Высокая остроугольная крыша, словно ночной колпак, венчала здание, больше похожее на огромную тыкву, потому что оно было круглым, а в стенах его во многих местах виднелись выпуклости и выступы, как бы полные животики, что придавало дому приветливый и уютный вид. Имелось несколько окон и входная дверь, всё какое-то косое и кривое, словно эти отверстия были не очень умело вырезаны в тыкве.

Пока Бастиан приближался, он заметил, что дом медленно и непрерывно меняется. С той неторопливой невозмутимостью, с которой у улитки выставляются рожки, на правой его стороне появился маленький отросток, постепенно превращавшийся в башенку. А на левой стороне в это же время закрылось и мало-помалу исчезло окошко. Из крыши выросла труба, а над дверью образовался балкончик с решетчатыми перилами. Бастиан остановился и с весёлым удивлением стал наблюдать за этими беспрестанными переменами. Теперь-то ему ясно, почему этот дом называется Домом Превращений.

И тут он услышал, что там, внутри, поёт тёплый, прекрасный женский голос:

«Ах, какой красивый голос! – подумал Бастиан. – Как бы я хотел, чтобы эту песню пели мне!»

А голос продолжал:

Этот голос непреодолимо притягивал Бастиана. Он был уверен, что это поёт очень добрая и радушная женщина. И он постучал в дверь, а голос отозвался:

– Входи! Входи, мой дорогой мальчик!

Он открыл дверь и увидел уютную небольшую комнату, в окна которой светило солнце. Посреди комнаты стоял круглый стол, уставленный всякими корзинами и блюдами, полными разноцветных фруктов, которых Бастиан ещё никогда не видел. За столом сидела женщина, сама немного похожая на яблоко: такая румяная и круглая, такая привлекательная и вся пышущая здоровьем. В первое мгновение Бастиана охватило желание броситься ей на шею с криком: «Мама! Мама!». Но он овладел собой. Его мама умерла, и, конечно, её нет здесь, в Фантазии.

У этой женщины, правда, такая же милая улыбка и такой же добрый взгляд, но сходство с мамой у неё не больше, чем у сестры. Его мама была маленькая, а эта женщина большого роста, и вид у неё внушительный. На голове широкополая шляпа, полная цветов и фруктов, и платье тоже из яркой цветистой ткани. Только приглядевшись получше, Бастиан заметил, что это самые настоящие цветы, плоды и листья.

И пока он стоял и смотрел на неё, его охватило чувство, которое он не испытывал уже давным-давно. Он не мог вспомнить точно, когда и где, он знал только, что чувствовал себя так иногда, когда был ещё маленьким.

– Да садись же, хороший мой мальчик! – сказала женщина, указывая рукой на стул. – Я ведь знаю, ты так проголодался, поешь-ка сначала!

– Прости, – ответил Бастиан, – ты ждешь гостя, а я здесь совсем случайно.

– В самом деле? – спросила женщина, усмехнувшись. – Ну да ничего. Что ж, теперь и не поесть из-за этого? А я тебе пока расскажу одну маленькую историю. Давай, приступай, не заставляй себя уговаривать!

Бастиан снял свой черный плащ, повесил его на стул, сел и нерешительно протянул руку к фрукту. Надкусывая его, он спросил:

– А ты? Ты сама не ешь? Или ты не любишь фрукты?

Женщина от души рассмеялась – Бастиан не понял, над чем.

– Ну ладно, – сказала она, успокоившись, – если ты настаиваешь, я составлю тебе компанию и тоже кое-чем закушу, на свой лад. Только не пугайся!

С этими словами она взяла лейку, стоявшую рядом с ней на полу, и, держа её над головой, стала сама себя поливать.

– Ах, как это освежает! – проговорила она. Теперь рассмеялся Бастиан. Он надкусил плод и тут же понял, что никогда не пробовал ничего вкуснее. Съев его, он принялся за другой фрукт, и тот был ещё лучше.

– Вкусно? – спросила женщина, внимательно за ним наблюдая.

Бастиан не мог ей ответить с набитым ртом, он только жевал и кивал.

– Это меня радует, – сказала она, – я очень постаралась. Ешь ещё, ешь, сколько хочешь!

Бастиан принялся за новый фрукт – ну, это был просто праздник. Он даже вздыхал от восхищения.

– А теперь я буду тебе рассказывать, – продолжала она, – только ты ешь, не отвлекайся.

Бастиану было трудно слушать её слова, потому что каждый новый фрукт вызывал в нём новый восторг.

– Много-много лет тому назад, – начала цветущая женщина, – наша Девочка Императрица была смертельно больна – ей нужно было новое имя, которое мог дать только человеческий ребёнок. Но люди не приходили больше в Фантазию, и никто не знал, почему. Если бы она умерла, пришёл бы конец и Фантазии.

Но вот в один прекрасный день, а вернее, однажды ночью, в Фантазию вновь пришёл человек – маленький мальчик, и он дал Девочке Императрице имя Лунита. Она снова выздоровела, и в благодарность пообещала мальчику, что все его желания здесь, в её мире, будут сбываться, до тех пор пока он не найдёт своё Истинное Желание. И тогда маленький мальчик пустился в долгое путешествие – от одного желания к другому, и каждое из них исполнялось. И каждое осуществление вело его к новому желанию. Это были не только добрые желания, а иной раз и дурные, только Девочка Императрица не делает тут различий, для неё всё одинаково, и всё одинаково важно в её мире. И даже когда в конце концов разрушалась Башня Слоновой Кости, она не сделала ничего, чтобы это предотвратить.

Но с каждым исполнившимся желанием маленький мальчик терял часть своих воспоминаний о мире, из которого он пришёл. Это не имело для него большого значения – ведь он всё равно не хотел возвращаться назад. Так он всё желал и желал, и растратил почти все свои воспоминания, а без воспоминаний нельзя уже больше ничего пожелать. И он почти перестал быть человеком, сделался чуть ли не фантазийцем. А своего Истинного Желания так и не узнал.

И тут возникла опасность, что он потратит самые последние воспоминания, так и не дойдя до своего Истинного Желания. А это значило бы, что он уже никогда больше не вернётся в свой мир. И тогда путь привёл его под конец в Дом Превращений, чтобы он оставался здесь до тех пор, пока не найдёт своё Истинное Желание. Ведь Дом Превращений называется так не только потому, что меняется сам, но и потому, что изменяет тех, кто в нём живет. А это было очень важно для маленького мальчика – ведь до сих пор он всегда хотел быть не тем, кем был, но при этом не хотел меняться.

На этом месте она прервала рассказ, потому что гость её перестал жевать. Он держал в руке надкусанный плод и смотрел на цветущую женщину с открытым ртом.

– Если тебе этот фрукт не нравится, – озабоченно сказала она, – можешь положить его в вазу и взять другой!

– Что? – пролепетал Бастиан. – Ах нет, он очень вкусный.

– Ну, тогда всё в порядке, – сказала женщина радостно. – Но я забыла сказать, как звали того маленького мальчика, которого уже очень давно ждали в Доме Превращений. Многие в Фантазии называли его просто «Спаситель», другие «Рыцарь Семисвечника», «Великий Всезнай» или даже «Господин и Повелитель», но его настоящее имя было – Бастиан Бальтазар Букс.

Женщина, улыбаясь, долго смотрела на своего гостя. Он несколько раз сглотнул и тихо сказал:

– Так зовут меня.

– Ну, вот видишь! – казалось, она ничуть не удивилась. Бутоны на её шляпе и платье вдруг распустились и расцвели все в раз.

– Но ведь я в Фантазии ещё не сто лет, – неуверенно возразил Бастиан.

– О, на самом деле мы ждём тебя куда дольше, – ответила она, – ещё моя бабушка и бабушка моей бабушки ждали тебя. Вот видишь, теперь я тебе рассказываю новую историю, и всё-таки о давних временах.

Бастиан вспомнил слова, сказанные Граограманом в самом начале его путешествия. Ему уже и вправду казалось, что с тех пор прошло сто лет.

– Впрочем, я до сих пор не сказала, как меня зовут. Я – матушка Аюола.

Бастиан повторил её имя – правильно выговорить его оказалось не так-то просто. Потом взял новый фрукт. Он надкусил его и понял, что тот фрукт, который ешь сейчас, всегда и есть самый лакомый. Он чуть-чуть огорчился, заметив, что ест уже предпоследний.

– Ты хочешь ещё? – спросила матушка Аюола, заметив его взгляд. Бастиан кивнул. И тут она стала срывать плоды со своей шляпы и платья, пока блюдо снова не наполнилось.

– Разве фрукты растут у тебя на шляпе? – с изумлением спросил Бастиан.

– Как так, на шляпе? – матушка Аюола взглянула на него с недоумением и вдруг громко, от всей души рассмеялась. – Ах, ты наверно думаешь, что тут, на голове, у меня шляпа? Да нет, хороший мой мальчик, это же всё растет из меня. Ну, как у тебя волосы растут. Ты же видишь, как я рада, что ты наконец-то пришёл – потому я и расцвела. А если бы мне было грустно, всё бы увяло. Ты только кушать не забывай!

– Я вот не знаю, – смущённо проговорил Бастиан, – можно ли есть то, что из кого-нибудь растет?

– А почему нет? – спросила матушка Аюола. – Ведь маленькие дети получают молоко от своей матери. Это же прекрасно.

– Наверно, – ответил Бастиан, слегка покраснев, – но только пока они ещё совсем маленькие.

– Ну, тогда, – просияла матушка Аюола, – ты прямо сейчас снова станешь совсем маленьким, хороший мой мальчик.

Бастиан взял и надкусил ещё один фрукт, а матушка Аюола, радуясь этому, расцвела ещё пышнее.

Немного помолчав, она заметила:

– Кажется, он хочет, чтобы мы перешли в соседнюю комнату. Наверно, он там что-то для тебя приготовил.

– Кто? – спросил Бастиан и огляделся вокруг.

– Дом Превращений, – без лишних слов пояснила матушка Аюола.

На самом деле, произошло что-то необычайное. Гостиная изменилась, а Бастиан ничего и не заметил. Потолок стал гораздо выше, а стены с трех сторон довольно близко придвинулись к столу. На четвертой стене место осталось только для двери, и она была открытой.

Матушка Аюола поднялась – теперь видно было, какого она огромного роста – и предложила:

– Пошли! Он показывает своё упрямство. Нет нужды ему противиться, если уж он приготовил какой-нибудь сюрприз. Пусть будет так, как он хочет! К тому же, он чаще всего придумывает что-нибудь хорошее.

Она прошла через открытую дверь. Бастиан последовал за ней, предусмотрительно прихватив с собой блюдо с фруктами.

Комната, в которую они вошли, была скорее похожа на большой зал, и всё же это была столовая, и она показалась Бастиану чем-то знакомой. Странно только, что вся мебель здесь – и стол, и стулья – была такой громадной, что Бастиан даже не мог на неё взобраться.

– Нет, вы только посмотрите! – весело воскликнула матушка Аюола. – Дому Превращений вечно приходит в голову что-нибудь новое. Теперь он сделал для тебя комнату, какой она кажется маленькому ребенку.

– Как так? – спросил Бастиан. – Разве раньше тут не было зала?

– Конечно, нет. Видишь ли, Дом Превращений очень живо на всё откликается. Он охотно участвует – на свой лад – в нашей беседе. Мне кажется, он хочет тебе этим что-то сказать.

Потом она села за стол, а Бастиан безуспешно пытался влезть на другой стул. Аюоле пришлось подсадить его, и теперь он едва доставал носом до стола. Он был очень рад, что захватил с собой блюдо с фруктами и держал его теперь на коленях. Если бы оно стояло на столе, ему бы до него не дотянуться.

– И часто тебе приходится вот так переселяться? – спросил он.

– Не часто, – отвечала Аюола, – не больше трех-четырех раз в день. Иногда Дом Превращений вдруг просто решит подшутить над кем-нибудь, и вывернет все комнаты наизнанку: пол наверху, потолок внизу или ещё что-нибудь эдакое. Но это он просто из озорства, а потом опять становится благоразумным, если я его усовещу. На самом деле это очень милый дом, и я чувствую себя в нём очень уютно. Мы с ним так часто веселимся.

– А разве это не опасно? – осведомился Бастиан. – Ну, например, ночью спишь, а комната становится всё меньше и меньше.

– Да что ты, мой хороший! – воскликнула матушка Аюола чуть ли не с возмущением. – Он ведь меня любит, и тебя тоже. Он рад тебе.

– А если он кого-нибудь невзлюбит?

– Без понятия, – ответила она, – но что за вопросы ты задаёшь! До сих пор здесь никого не было, кроме меня и тебя.

– Так вот как! – сказал Бастиан. – Значит, я – первый гость?

– Конечно.

Бастиан огляделся в огромном зале.

– Даже не верится, что эта комната умещается в доме. Снаружи он не выглядел таким большим.

– Дом Превращений, – объяснила Аюола, – внутри больше, чем снаружи.

Между тем спустились вечерние сумерки, и в комнате становилось всё темнее. Бастиан облокотился на свой огромный стул, подперев голову руками. Его одолела сладостная сонливость.

– Почему, – спросил он, – ты так долго ждала меня, матушка Аюола?

– Я всегда мечтала о ребёночке, – ответила она, – о маленьком ребёночке, которого бы я баловала, который нуждался бы в моей ласке, о котором я могла бы заботиться – о таком, как ты, хороший мой мальчик.

Бастиан зевнул. Он чувствовал, как непреодолимо убаюкивает его тепло её голоса.

– Но ведь ты сказала, – проговорил он, – что ещё твоя мама, и бабушка ждали меня.

Лицо матушки Аюолы уже погрузилось в темноту.

– Да, – сказала она. – И моя мама, и бабушка хотели ребёнка. Но только у меня он появился.

Глаза Бастиана закрывались. Он проговорил с трудом:

– Как же так, ведь у твоей мамы была ты, когда ты была маленькой. А у твоей бабушки – твоя мама. Значит, у каждой из них был ребенок?

– Нет, мой хороший мальчик, – прозвучал тихий голос, – у нас это по-другому. Мы не умираем и не рождаемся. Мы всегда остаемся той же самой матушкой Аюолой, и всё-таки становимся другой. Когда моя мама постарела, она засохла, все её листья облетели, как у дерева зимой, она целиком ушла в себя. И такой оставалась долгое время.

Но в один прекрасный день снова распустились молодые листочки, потом бутоны и цветы, и наконец, плоды. И так возникла я, потому что этой новой матушкой Аюолой была я. И точно так же было с моей бабушкой, когда появилась на свет моя мама. Мы, матушки Аюолы, можем завести ребёночка, только если сначала увянем. Но тогда ведь мы сами становимся своими детьми, а значит, уже не можем быть матерями. Поэтому я так рада, что ты теперь здесь, хороший мой мальчик...

Бастиан уже не отвечал. Он погружался в сладкую дрёму, и её слова казались ему монотонным пением. Он слышал, как она встала, подошла к нему, склонилась над ним. Нежно погладила его волосы и поцеловала в лоб. Потом он чувствовал, как она высоко подняла его и понесла на руках. Он, как маленький, прислонился головой к её плечу. Всё глубже погружался он в тёплый сумрак сна. Он почувствовал, как его раздели и уложили в мягкую благоухающую постель. Последнее, что он ещё слышал – уже из далёкого далёка – как прекрасный голос тихо напевает песенку:

На следующее утро, проснувшись, он чувствовал себя таким здоровым и довольным, как никогда прежде. Он огляделся вокруг и увидел, что лежит в очень уютной маленькой комнате… в детской кроватке!

Впрочем, это была очень большая кроватка или, вернее, такая, какой она должна представляться маленькому ребенку. На миг это показалось ему смешным, потому что он ведь давно уже не был маленьким ребенком. Всем, что даровала ему Фантазия: и силой, и способностями, он владел и сейчас. Да и Знак Девочки Императрицы по-прежнему висел у него на шее. Но уже через минуту ему стало совершенно безразлично, что он выглядит смешным, лёжа здесь. Кроме него и матушки Аюолы этого никто никогда не узнает, а уж они-то оба понимают, как это хорошо и правильно.

Он встал, умылся, оделся и вышел из комнаты. Спустившись по деревянной лестнице, он вошёл в большую столовую, которая, впрочем, за ночь превратилась в кухню. Матушка Аюола уже ждала его к завтраку. Она тоже была в самом хорошем расположении духа, все цветы её расцвели, она пела и смеялась, и даже, подхватив Бастиана, стала танцевать с ним вокруг кухонного стола. После завтрака она послала его погулять на свежем воздухе.

В огромном розарии, окружавшем Дом Превращений, казалось, царит вечное лето. Бастиан прогуливался, наблюдая за пчёлами, которые пировали в цветах, слушал птиц, поющих в кустарнике, играл с ящерицами, которые были настолько ручными, что даже заползали к нему на ладонь, и с зайцами, которые позволяли себя гладить. Иногда он валялся на траве под кустами, вдыхая сладостный аромат роз, щурился на солнце и позволял времени течь мимо, подобно ручью, ни о чём особо не задумываясь.

Так проходили дни, а из дней вырастали недели. Он не следил за временем. Матушка Аюола радовалась, и Бастиан целиком предоставил себя её материнской заботе и ласке. Он чувствовал себя так, словно, сам того не зная, долго испытывал голод по чему-то такому, что сейчас наконец-то досталось ему в изобилии. И он никак не мог насытиться.

Некоторое время он обследовал Дом Превращений, обшарил его от чердака до подвала. Это занятие не скоро могло наскучить: ведь комнаты постоянно менялись и всякий раз можно было открыть в них что-нибудь новое. Дом, как видно, изо всех сил старался развлечь своего гостя. Он создавал комнаты для игр, железную дорогу, кукольный театр, искусственные горки и даже большую карусель.

Иногда Бастиан на весь день уходил в рейд по окрестностям. Но никогда не удалялся слишком далеко от Дома Превращений – обычно на него нападал вдруг страшный голод. Ему так хотелось вкусить плодов Аюолы, что он не мог ждать ни минуты и спешил вернуться, чтобы наесться досыта.

По вечерам они часто подолгу беседовали друг с другом. Он рассказывал ей обо всём, что пережил в Фантазии, о Перелине и Граограмане, о Ксайде и об Атрейо, которого он так тяжело ранил, а может, и убил.

– Я всё делал неправильно, – говорил он, – всё я понимал неверно. Лунита так меня одарила, а я с помощью её даров столько бед натворил, и для себя, и для Фантазии.

Матушка Аюола долго смотрела на него.

– Нет, – ответила она, – мне так не кажется. Ты шёл по пути желаний, а этот путь прямым не бывает. Ты сделал большой крюк, но это был твой путь. И знаешь почему? Ты из тех, кто лишь тогда может вернуться назад, когда найдёт источник, где бьет ключом Живая Вода. А это самое потаённое место во всей Фантазии. Туда нет простых путей.

Немного помолчав, она добавила:

– Любой путь, который ведёт туда, в конце концов оказывается верным.

И тут Бастиан вдруг заплакал. Он и сам не знал, почему. Ему казалось, что в сердце его растаял какой-то ком, превратившись в слёзы. Он рыдал и рыдал и никак не мог успокоиться. Матушка Аюола посадила его к себе на колени и ласково гладила по голове, а он спрятал лицо в цветах у неё на груди и плакал, пока не выплакался и не почувствовал усталость.

В тот вечер они больше не говорили друг с другом. Только на следующий день Бастиан снова завёл разговор о своём поиске.

– Ты знаешь, где мне искать Живую Воду?

– На границе Фантазии, – ответила матушка Аюола.

– Но у Фантазии нет границ, – сказал Бастиан.

– Границы есть, только они лежат не снаружи, а внутри. Там, где Девочка Императрица черпает всю свою силу, но куда сама она не может проникнуть.

– И я должен найти туда дорогу? – с тревогой спросил Бастиан. – Разве ещё не поздно?

– Есть только одно желание, которое укажет туда дорогу: твоё последнее желание.

Бастиан испугался:

– Матушка Аюола, за каждое моё желание, исполненное АУРИНОМ, я всегда что-нибудь забывал. И в этот раз будет так же?

Она медленно кивнула.

– Но я же ничего даже не замечу!

– А раньше ты разве что-нибудь замечал? Того, что ты забыл, ты больше знать не можешь.

– А что я забуду теперь?

– Я скажу тебе, когда придёт время. А не то ты будешь за это держаться.

– Значит, я должен всё потерять?

– Ничто не теряется, – сказала она, – а всё преображается.

– Но тогда, – забеспокоился Бастиан, – мне, наверно, надо торопиться. Нельзя больше здесь оставаться.

Она погладила его по голове.

– Не думай об этом. Сколько пробудешь, столько и пробудешь. Когда проснётся твоё последнее желание, ты об этом будешь знать... и я тоже.

С этого дня и правда что-то начало меняться, хотя сам Бастиан ничего не замечал. Волшебная сила Дома Превращений стала действовать. Но, как и все настоящие превращения, всё шло медленно и тихо – так, как растут растения.

Шли дни в Доме Превращений, а лето всё не кончалось. Бастиан продолжал радоваться жизни, позволяя матушке Аюоле баловать его, словно он был её ребенком. И плоды её казались ему такими же вкусными, как и вначале, но понемногу он утолил свой ненасытный голод. Поэтому ел уже меньше. И она заметила это, но не проронила ни слова. Он чувствовал, что уже насытился даже её заботой и лаской. И по мере того как его потребность в этом убывала, в нём пробуждалось желание совсем иного рода, стремление, которого он до сих пор ещё никогда не испытывал, которое отличалось от всех его прежних желаний: стремление самому научиться любить. С удивлением и грустью он понял, что этого он не умеет. Но желание становилось всё сильнее и сильнее.

И вот однажды вечером, когда они снова сидели рядом друг с другом, он заговорил об этом с матушкой Аюолой. Выслушав его, она долгое время молчала. Её взгляд был устремлен на Бастиана, и выражение его было ему непонятно.

– Вот теперь ты нашёл своё последнее желание, – сказала она. – Твоё Истинное Желание – это желание любить.

– Но почему я этого не могу, матушка Аюола?

– Ты сможешь, только когда напьёшься Живой Воды, – ответила она.

– И тебе нельзя вернуться обратно в свой мир, не принеся этой Воды другим.

Бастиан в смятении молчал.

– А ты? – спросил он. – Ты тоже пила Живую Воду?

– Нет, – ответила Аюола, – со мной тут немного по-другому. Мне только нужен кто-нибудь, кому я могу дарить то, чего у меня в избытке.

– Так, значит, это была не любовь?

Матушка Аюола на миг задумалась, а потом ответила:

– Это было то, чего ты себе пожелал.

– Значит, создания Фантазии тоже не могут любить – как я? – спросил он робко.

– Говорят, – тихо ответила она, – есть создания Фантазии – их немного – которые могут пить Живую Воду. Только никто не знает, кто они. И есть предсказание, хотя мы и редко о нём говорим, что однажды, в далёком будущем, настанет время, когда люди станут приносить любовь и в Фантазию. Тогда оба мира сольются в один. Но что это значит, я не знаю.

– Матушка Аюола, – проговорил Бастиан так же тихо, – ты обещала, что, когда придёт время, скажешь мне, что я должен был забыть, чтобы найти моё последнее желание. Теперь это время пришло?

Она кивнула.

– Ты должен был забыть отца и мать. Теперь у тебя больше нет ничего, кроме твоего имени.

Бастиан задумался.

– Отца и мать? – повторил он медленно.

Но слова эти больше ничего для него не значили. Он не мог их вспомнить.

– Что же мне теперь делать? – спросил он.

– Ты должен меня покинуть, – ответила она, – твоё время в Доме Превращений уже подошло к концу.

– А как же я найду дорогу?

– Тебя поведёт твоё последнее желание. Не теряй его!

– Мне прямо сейчас уходить?

– Нет, уже поздно. Завтра утром, на рассвете. У тебя осталась ещё одна ночь в Доме Превращений. А теперь пойдём спать.

Бастиан встал и подошёл к ней. Только сейчас, когда он к ней приблизился, он заметил в сумерках, что все её цветы увяли.

– Не печалься об этом! – сказала она. – И завтра утром тоже не огорчайся. Иди своим путем! Тут всё хорошо и правильно. Спокойной ночи, хороший мой мальчик.

– Спокойной ночи, матушка Аюола, – пробормотал Бастиан.

Потом он поднялся в свою комнату.

Спустившись вниз на следующий день, он увидел, что матушка Аюола всё ещё сидит на том же месте. Все её листья, цветы и плоды опали. Она закрыла глаза и была похожа на засохшее черное дерево. Долго стоял перед ней Бастиан и глядел на неё. И вдруг распахнулась дверь наружу.

Прежде чем выйти, он ещё раз обернулся назад и сказал, сам не зная кому – матушке Аюоле ли, дому или им обоим:

– Спасибо, спасибо за всё!

И вышел в открытую дверь. На дворе за эту ночь наступила зима. Снег лежал по колено, а от цветущих зарослей роз остались лишь чёрные колючки. Было безветренно, очень холодно и очень тихо.

Бастиан хотел вернуться в дом, чтобы взять свой плащ, но двери и окна исчезли. Дом закрылся со всех сторон. Поеживаясь от холода, Бастиан пустился в путь.

ОГЛАВЛЕНИЕ